Экранизация романа Стивена Кинга «Мобильник» хоть и позиционируется как зомби-хоррор, на деле гораздо ближе к «Дороге» Хиллкоута, чем к «Рассвету Мертвецов» Снайдера. «Мобильник» не пугает нас кровавыми спецэффектами (да и вообще спецэффекты – не самое сильное место фильма), он делает нечто гораздо более интересное – двигает метафору зомби дальше в двадцать первый век.
Стивен Кинг часто говорит о «колодце страхов массового подсознания» в который автор хоррора опускает шланг. «Тревожные сны массового подсознания могут от десятилетия к десятилетию меняться, шланг, опущенный в этот колодец, остается неизменным» – пишет Кинг. Именно это мы можем увидеть, наблюдая эволюцию образа зомби в массовой культуре. Я не думаю, что создатели фильмов о зомби, во большинстве своем, сильно заботятся о метафорическом подтексте своих произведений. Но это и не нужно – благодаря этому шлангу подтекст появляется сам собой.
Традиционный африканский сюжет о колдунах вуду, способных оживлять мертвецов и подчинять своей воле пришел на запад в 1929 году благодаря книге репортера Уильяма Сибрука о Гаити. А уже в 1932 был снят первый жанровый фильм «Белый зомби». В нем зомби – не мертвецы, а люди, лишенный разума и воли благодаря колдовству.
В этих зомби можно увидеть метафору и отупляющего механического труда (колдун задействует их на производстве сахара), и эксплуатации Европой колоний и реакцию на набирающее обороты безумие гитлеровской пропагандистской машины.
Тридцать пять лет спустя последнюю метафору вполне сознательно использует Джордж Ромеро в своей «Ночи живых мертвецов». «Зомби были метафорой, платформой для того, чтобы свободно говорить о чём хочется… Я не собирался играть на нервах и пугать людей. Я хотел заставить их думать… Зомби – законопослушные американцы, которые делают, как им говорят, даже не задумываясь, кто и зачем говорит, словно вообще отключив мозги. Все эти парни, радостно ехавшие во Вьетнам…».
В «Рассвете Мертвецов», снятом через десять лет, Ромеро развивает метафору дальше. Зомби, задумчиво блуждающие между стеллажей супермаркета становятся отличной метафорой общества потребления. У зомби Ромеро нет ни эксплуататора ни главаря, они просто безмозглая масса, влекомая инстинктом потребления (в данном случае – потребления человеческой плоти).
Понятно, что такой режиссер не мог не откомментировать появление web 2.0 и связанный с ним сдвиг общественного бессознательного. «Блогосфера – это зло» – говорит Ромеро – «если вы используете блоги только для общения – это еще куда ни шло. Но вот что страшно – в экстремальных ситуациях люди не пытаются помочь или хотя бы убежать. Они тут же хватаются за камеру, благо теперь она есть в каждом втором телефоне». И это то, что мы видим в его фильме 2007 года «Дневники мертвых», название которого с равной степенью может относиться и к тем, кого снимают и к тем, кто снимает.
И вот теперь «Мобильник». В нем метафора зомби выходит на новый виток спирали. Здесь зомби снова не ожившие мертвецы, а живые, подпавшие под власть магии современных технологий. Но в отличие от большинства технохорроров, он не столько о страхе перед новой технологией, которой мы не понимаем – он про страх перед пользователями этой технологии. Которых мы не понимаем.
Зомби Ромеро были понятны – они, по большому счету, были такие же, как и мы. Там, где Ромеро предлагал посмотреть в зеркало, Кинг показывает нам последний вагон уходящего поезда социально-технологической эволюции. Это фильм не для тех, кто в поезде – это фильм для тех, кто остался на перроне.
Мне 34 года. Я принадлежу к последнему поколению «технологических переселенцев». Я помню мир без мобильных телефонов, интернета, компьютеров. Дуглас Коупленд пишет, что по-настоящему комфортно нам с уровнем технологий, который был, когда нам было 15. Все, что появилось позже – это новые технологии, за которыми нам приходится «поспевать». Когда мне было 15 у меня была восьмибитная приставка; все остальное появилось позже. У людей, которые младше меня на 5-10 лет – «технологическим аборигенам» – язык не повернется назвать компьютеры «новой технологией», равно как я не называю так телевизор и стиральную машинку.
И именно на страхе «переселенцев» перед этим расколом и играет «Мобильник». Он не для современной молодежи – они просто не смогут понять его. Он для всех тех, кто ужасается количеству людей, втыкающие в свои гаджеты в транспорте и в кафе; тех, кто вынужден узнавать о жизни своих детей из фейсбука (и не может понять половины, того что они постят, а второю половину не может уложить в голове); тех, кто боится, что завтра его уволят, и возьмут на его место кого-то более молодого и технически подкованного…
Мир изменился – говорит «Мобильник» – им теперь правят «другие» (и, как бы вам не хотелось верить в обратное, ваш ребенок уже с ними). Мы не понимаем, по каким правилам они живут, а как только мы начинаем понимать – правила меняются. Мы не знаем, что у них в головах – как не знаем, почему среди американской молодежи вдруг стала так популярна давно забытая советская песня Хиля (не случайно именно она разносится в фильме над полем «подключенных» – идеальная метафора непостижимых законов жизни интернет-мемов).
«Прогресс нельзя остановить, но с ним можно сразиться» – говорит один из героев фильма. И это то, что олицетворяют зомби в этом фильме. Нас пугают не они сами, нас пугает их разум улья, их дивный новый мир. «Мобильник» играет на нашем затаенном страхе, что наш мир ушел, ушел уже безвозвратно. А мы остались в этом.
Возможно слишком громко будет назвать «Мобильник» новым словом в жанре. Но образ толпы зомби, наворачивающих круги вокруг телефонной вышки – бесспорно столь же важная и точная визуальная метафора нашего времени, как блуждающие по супермаркету зомби Ромеро были для своего.
=====
Эта статья была написана для журнала «Наша Психология»
(s): https://www.psyh.ru/mobilnik-film-uzhasov-dlya-teh-komu-za-30/